Комизм языка персонажей Андрея Платонова

Очень важно. Мое молодое, серьезное (смешное по форме) — остается главным по содержанию навсегда, надолго. А. Платонов. Из записных книжек

Платонова принято считать «серьезным» и даже «трагическим» писателем. А между тем он сам осознавал природу художественного творчества как синтетическую, соединяющую юмор и трагедию. В его произведениях авторское повествование, как правило, значительно отличается от речи персонажей. И если для первого характерна некоторая тяжеловатость ритма, избыточность фразы и общая печальная тональность, то речи персонажей свойственны непринужденность и остроумие.

Определим некоторые характерные формы и приемы комического на лексическом и стилистическом уровнях, которые далеко не исчерпывают всего богатства языка писателя и где юмор — только часть стиля платоновской прозы.

Наиболее часто в своем творчестве Платонов использовал такие приемы языкового комизма, как семантическая редупликация, комический окказионализм и сдвиг в логике.

Семантическая редупликация, или избыточность фразы, с точки зрения стилистической нормы недопустима. Как правило, она встречается в речи малообразованных людей. Между тем у Платонова семантическая редупликация является важнейшим художественным приемом, с одной стороны, отражающим своеобразный язык эпохи, а с другой — делающим речь персонажей и рассказчика чрезвычайно экспрессивной и насыщенной. Например: решил жить вперед, Где здесь есть центр? («Усомнившийся Макар»), Жачев ел деснами, соревноваться на высшее счастье настроения («Котлован»), захохотал всем своим редким и молчаливым голосом («Сокровенный человек»), народ шумел одним грузным усадистым голосом, она шла, смеялась от своего настроения («Чевенгур»).

Эти фразы смешны с точки зрения языковой нормы, но совершенно органичны в контексте всего творчества писателя, отразившего на лексическом уровне, словами писателя, «бред продолжающейся жизни».

Комический окказионализм представляет собой слово, смысл которого неясен говорящему, в результате чего возникает нарушение языковой нормы. Как правило, он встречается в речи персонажей и выдает их малообразованность: Жизнь не в талию пришлась человеку («Душевная ночь»), обожаемый товарищ Ленин («О потухшей лампе Ильича»), кляп ты понимаешь в ровной жизни, субъект-человек («Чевенгур»). Все перечисленные примеры представляют собой своеобразные платоновские неологизмы. Интересно, что этот процесс в языке отразил и Михаил Зощенко в рассказе «Обезьяний язык». Герои Платонова и Зощенко изъясняются как бы на «чужом» языке, они не понимают языка, на котором говорят, в результате чего обмен фразами становится имитацией диалога.

Вариантом этого приема является комическое просторечное словечко, обладающее у Платонова особой экспрессивной функцией: двинуть в ушняк («Память»), рыба поперла («Шарманка»), А ты думал, паровоз жлоб сгондобил («Сокровенный человек»), гвазданул («Бучило»), молонья сверкует («Рассказ не состоящего больше во жлобах»).

Комический эффект возникает также в результате неправильного словообразования: переугожденец, сестра-посиделка, писец (вместо писарь), неправильного диалектного произношения известных слов: фулюган, ехай скорее («Сокровенный человек»), хронт («Чевенгур»), липистричество, лисапетка, кохты («Рассказ о многих интересных вещах»), алимон, галихва («Бучило»).

Автор вводит в речь своих персонажей ругательства, которые в платоновском тексте часто звучат несколько смягченно и от того еще более неожиданно и смешно: Девка там одна доказала, сукушка, Судить я тебя буду в тылу, гаду такую, сам от детонации в мать полезешь («Чевенгур»), А-а, стервозия, я ж тебя упокою, Эх, ты, тина! («Сокровенный человек»).

На страницах платоновских текстов встречается большое количество неожиданных определений, рассчитанных на комическое восприятие образа: обглоданный народ («Рассказ не состоящего больше во жлобах»), бабье-дамские драгоценные предметы («Впрок»), ребристое тело Пашинцева, негодящие люди, однообразное массовое лицо, бурого цвета человек («Чевенгур»), мусорный голос («Шарманка»).

Так же много у Платонова комических сравнений: заорал, как Архангел («Память»), с лицом счастливой тыквы («14 Красных избушек»); парафраз: сверкуляющая небесная сила — солнце («Рассказ о многих интересных вещах»), носовая очистка — носовой платок («Сокровенный человек»), уличное помойное ведро — урна («Усомнившийся Макар»), каламбуров: Я привлеку тебя к законной ответственности за незаконные зрелища («Усомнившийся Макар»), Я тебе пролетарское спасибо скажу», — проговорил Копенкин и погладил Пролетарскую Силу («Чевенгур»).

Использование эмоционально окрашенных слов — существенная черта поэтики Платонова. Ругательства, различные уподобления и сравнения у писателя включаются в художественную систему текста не как самоцель, но как средство создания комического образа или сатирического портрета. Подобные слова и выражения могут определять общую ироническую окраску текста, а также смягчать трагическое звучание произведений.

Одним из употребительных приемов языкового комизма у Платонова является сдвиг в логике. Суть приема сводится к неожиданному изменению в логике высказывания в пределах небольшой фразы или предложения.

При этом подготовленное предшествующим контекстом читательское восприятие должно быстро перестроиться на «другую волну». Чаще всего сдвиг в логике у Платонова возникает из сочетания несочетаемых понятий или частей в высказываниях типа: научно-техническая контора («Усомнившийся Макар»), авиаматки, батраки авангарда («Шарманка»), Чемберлен, рыдающий от своего хамства («О потухшей лампе Ильича»), левацкое болото правого оппортунизма («Котлован»).

Сдвиг в логике в завуалированной форме обращает внимание читателя на абсурдность общественной, культурной и политической жизни страны. Например, в названии папирос «Красный инок» (в одноименной повести), выпускаемых инвалидами в городе Градове, Платонов остроумно соединил отделенную от государства церковь со светским «курящим» образом жизни, а заодно определил свое ироническое отношение к символике красного цвета в новых советских названиях.

Платоновские герои парадоксально мыслят, совершая неожиданные переходы от одного логического потока к другому. Например: Мне бы поработать чего-нибудь, а то я отощал, или: они же думают чего-нибудь, раз жалованье получают («Усомнившийся Макар»).

Особенно парадоксально мыслят платоновские героини. Приведем характерную выдержку из романа «Чевенгур» — сцену, когда Клавдюша неожиданно встречает на своем пути голого Пашинцева:

Комический эффект от нелепого высказывания героини усиливается тем, что Клавдюша, думая о сексуальной непривлекательности героя, вслух произносит совсем иное, сохранив, однако, в отповеди голому товарищу чувство разочарования от его облика. Таким образом, весьма парадоксальное высказывание Клавдюши не лишено своеобразной, но вполне понятной житейски логики.

Сдвиг в логике возникает в результате неожиданного сочетания слов или непривычного поворота мысли. Например, Труд — пережиток жадности («Чевенгур»), Видя по его телу класс его бедный, человек длинного тонкого роста («Котлован»), Я не евши это сказал («14 Красных избушек»). Неожиданное сочетание слов позволяет взглянуть на вещи с неожиданной стороны и, таким образом, обеспечивает нестандартное видение мира.

Нередко у Платонова вторая часть предложения или фразы опровергает первую, рождая тем самым комический эффект: Да, это орудие высшего психологического увещевания, но теперь нам всякое дерьмо гоже! — говорит председатель ГИК товарищ Сысоев из повести «Город Градов».

Близка к приему «сдвиг в логике» непоследовательная группировка, когда в ряд перечисляемых предметов или признаков включается слово или группа слов на основе «чужой логики». Комизм возникает из-за несовместимости в родовом отношении одного или нескольких членов ряда.

В ранних рассказах этот прием выполнял чисто юмористические функции: Василь Иванович был гора-мужик, а Никанор так: гнусь одна, зато баритон и глупый человек («Записи потомка»). В произведениях второй половины 1920-х годов этот прием приобрел характерное для Платонова мастерство исполнения. Писатель чаще всего применял его для выявления наивности и неразвитости сознания героев или рассказчика:

Комизм речи платоновских персонажей иногда возникает в результате подмены одного слова другим — близким по звучанию, но ничего общего не имеющим с ним по значению. Это прием малопропилической подмены, в результате которой возникают курьезные ошибки, аналогичные той, которую допустил крестьянин из повести «Котлован»:

Малопропилическая подмена лежит в основе комизма диалога из романа «Чевенгур»:

Аналогично, на игре слов, строится диалог в рассказе «Бучило»:

Для усиления комического эффекта Платонов смешивал части различных устойчивых выражений, создавая нелепые смешные образования, характеризующие неграмотность и малокультурность персонажей: Нечего нам мировоззрение марать (менять мировоззрение и марать репутацию), Да ты паники на шею не сажай (разводить панику и сесть на шею) («Чевенгур»).

Излюбленным комическим приемом Платонова на языковом уровне является переосмысление автором народных пословиц, поговорок и прибауток, а также изобретение собственных.

Например, выражение рак крякнул представляет собой комическое переоформление поговорки рак свистнул; Ленин взял да и дал («Чевенгур») вызывает ассоциации с поговоркой бог дал — бог взял; душа с советской властью расстается («Ювенильное Море») — с поговоркой душа с телом расстается; Шариков как в озеро глядел («Сокровенный человек») — с поговоркой как в воду глядел. Пословицы веревка не верба — и зимой растет («Ямская слобода»), всякий счет и учет потребует потом переучета («14 Красных избушек») изобретены самим автором. Хозяйка, доящая корову, приговаривает ничего не значащие ласковые пустяки, «изобретенные» самим писателем:

Платоновские прибаутки нередко ритмически организованы:

Для изобретенных Платоновым лозунгов, в большом количестве присутствующих в его произведениях, характерны сдвиг в логике и исходная несочетаемость входящих в высказывание понятий, а также крайняя агрессивность тона:

В этих алогичных лозунгах отразилась реальная, до крайности политизированная атмосфера 1920–1930-х годов, когда дух враждебности и подозрительности витал в воздухе, заставляя граждан доносить друг на друга.

Все перечисленные приемы, делающие речь персонажей чрезвычайно яркой, образной, ни на минуту не позволяют забыть о том, что писатель пытался вести серьезный диалог с обществом, а устами героев высказывал собственные сокровенные мысли.

Художественное открытие Платонова состоит в том, что в сфере просторечия и бытовой сниженной лексики он нашел способ выражения серьезных понятий, традиционно существующих в ином языковом пласте. Снижая и нарочито «опошляя» свои размышления о современном обществе с помощью приемов языкового комизма, Платонов таким образом пытался сделать их доступными широким народным массам, и в этом состоит доказательство его глубинной причастности к самым истокам народной жизни.