«Более лучше, более веселее»

Виктор Владимирович Виноградов, например, писал: «Итак, в сочетании: более + качественное прилагательное следует видеть одну составную форму. Неосновательно традиционное мнение об этой аналитической форме, будто она „выходит за обычные рамки морфологических образований, представляя синтаксическое сочетание двух неоднородных слов“»¹.

Иначе решается этот вопрос в академической «Русской грамматике». Здесь читаем: «К формам сравнительной степени не относится описательное выражение сравнения с помощью форм более или менее: более веселый, более интересный, менее веселый, менее интересный. Слова более или менее в этих сочетаниях сохраняют свое лексическое значение, и это препятствует их превращению в показатели морфологического значения и, следовательно, превращению сочетаний типа более грустный, менее веселый в аналитические формы сравнительной степени»².

Вопрос о грамматическом статусе аналитической (сложной) сравнительной степени до сих пор остается открытым: что же это все-таки — морфологическая форма или синтаксическая конструкция? Попытаемся сформулировать свое мнение на этот счет, для чего обратимся к так называемому «отрицательному языковому материалу», об уникальном значении которого для успешного лингвистического анализа говорит Юрий Дереникович Апресян³, ссылаясь при этом на таких лингвистов, как Ш. Балли, А. М. Пешковский, А. Фрей, Л. В. Щерба. Об этом же, как всегда образно, пишет и Нина Давидовна Арутюнова: «Известно, сколь неоценимую услугу оказывают языковедам отрицательные факты... Лингвистические работы последних десятилетий пестрят звездочками. Примеры семантических и прагматических аномалий, иногда очень изощренные, теснят корректные примеры»⁴.

Неправильное употребление аналитических форм сравнительной степени довольно широко распространено, и, что любопытно отметить, выражения типа *более лучше автору не так уж редко приходилось слышать даже в стенах академического Института русского языка из уст весьма и весьма почтенных языковедов-русистов. Но в этом случае речь идет не о неграмотности или ошибках, а о своего рода игре с языком. Это, конечно, не та игра в культурологическом смысле, о которой писал Йохан Хёйзенга⁵, и не та «языковая игра», о которой говорил Людвиг Витгенштейн⁶. Но в то же время это и не просто ёрничество, стёб в том смысле, как об этом пишет Елена Андреевна Земская⁷. Перед нами — типичный пример лингвистического эксперимента, ставшего в последние годы одним из важнейших инструментов науки о языке. Н. Д. Арутюнова по этому поводу пишет: «Экспериментами над языком занимаются все: поэты, писатели, остряки и лингвисты»⁸.

Эксперимент лингвиста имеет сугубо научную цель: лингвист как бы пробует на зуб те или иные языковые факты, «выворачивает их наизнанку» для того, чтобы понять их суть. Это — разновидность лингвистической интроспекции в понимании Анны Вежбицкой⁹.

Но и самые тривиальные ошибки, так сказать, ошибки «без задней мысли» в употреблении аналитической формы сравнительной степени не редкость. В связи с этим вспоминается такой кадр из фильма С. А. Герасимова «Журналист»: редактор провинциальной газеты листает рукопись местного автора, при этом с тоской повторяя: «Более лучше, более веселее...». Вот несколько примеров подобного рода:

Как видим, все эти высказывания принадлежат или представителям класса так называемых «новых русских», или работникам электронных средств массовой информации. О языковой культуре первых ходят анекдоты, да и вторая категория, увы, изысканностью слога нас в последние годы не балует. Однако встречается нечто подобное и в речи людей вполне интеллигентных и высокообразованных, например:

Марк Фрадкин, как мы видим, правильно употребил форму аналитической сравнительной степени два раза, но на третий, увы, сбился.

Проникают ошибки, подобные вышеописанным, и на страницы печатных изданий, причем весьма солидных, например:

Говоря о типах языковых неправильностей или языковых аномалий, Ю. Д. Апресян различает неправильность относительную и абсолютную. Абсолютная неправильность характеризуется, в частности, тем, что «языковые единицы неправильно скомбинированы (хотя каждая из них в отдельности и может иметь нужный смысл)»¹⁰. Очевидно, что *более лучше, так же как и *он пришла, мы говорю, будет читает, — это случаи именно абсолютной языковой аномалии, однако если ошибки последних трех типов в речи всех категорий говорящих на русском языке как на родном практически исключены, то ошибки первого типа весьма частотны. В чем тут дело?

Для каждого из приведенных выше примеров есть своя отдельная и одна общая причина неправильного употребления сложной формы сравнительной степени. Начнем с примера (7), в котором встречается ошибочное с точки зрения литературной нормы словосочетание куда более значительнее. Но если выражение более значительнее явно «режет слух», то о словосочетании со словом куда можно, пожалуй, говорить как об относительно более приемлемом (или, точнее, относительно менее неприемлемом). Дело в том, что усилительная частица куда требует употребления после себя простой формы сравнительной степени (куда лучше), а форма более — положительной. Их же совместное употребление создает своеобразную «синтаксическую конкуренцию» и, следовательно, некоторую свободу выбора формы прилагательного.

Возможно также, что слово более как бы попадает в поле притяжения частицы куда, «притягивается» к нему и отрывается от прилагательного. В результате образуется цельная единица куда более, близкая по значению к усилительной частице куда как, после которой употребление формы простой степени сравнения вполне нормально. Можно думать, что именно эти причины, действовавшие, конечно, на бессознательном уровне, и позволили автору допустить такую форму выражения, а корректору не воспринять ее как неправильную.

Есть своя причина и для примера (6) из устной речи композитора Марка Фрадкина: в третьем употреблении форма аналитической сравнительной степени оказалась разорванной поиском наиболее подходящего прилагательного для точного выражения мысли. И пока этот поиск шел, синтаксическое влияние слова более успело «погаснуть», перестать действовать. Однако выскажем предположение, что в случае выбора рода прилагательного М. Фрадкин и в такой ситуации вряд ли допустил бы ошибку и сказал: *Он... как бы точнее выразиться... не просто умна, а гениальна.

О примерах (5) и (3) можно сказать то же, что и о примере (7): в высказываниях возникают эфемерные новообразования как можно более и куда более. В примере (4) та же ситуация, усугубленная предшествующим употреблением словосочетания еще энергичнее. Возникает градационный ряд еще энергичнее, куда более энергичнее, в котором новообразованная форма куда более воспринимается как экспрессивный синоним интенсифицирующего наречия еще.

Иная причина для примера (2). Сочетание более помоднее возникло в результате столкновения семантики с прагматикой. Говорящий стремился выразиться «повежливее», поэтому и использовал «смягчительную» форму сравнительной степени. В данном случае приставка по- функционально аналогична частице -с в ее «лакейски-вежливом» употреблении: Чего изволите-с?.

И, наконец, в примере (1) говорящий мог просто воспринимать слово более как синоним наречий высокой степени типа гораздо. Как подтверждение такого восприятия формы более еще в 1950-х годах можно рассматривать и тот зафиксированный И. К. Калининой¹¹ факт, что при аналитической форме сравнительной степени тогда невозможным было употребление наречий типа чуть-чуть или несколько. Впрочем, в наше время запрет на такого рода сочетания по меньшей мере поколеблен.

Понятно, что все подобные объяснения появления в речи ошибок типа *более лучше сами становятся возможными по одной, общей для всех этих случаев причине: в сознании носителей русского языка недостаточно закреплена «слитность» конструкции более + позитив. Она еще явно не дотягивает до морфологического уровня.

Однако есть факты, которые свидетельствуют все же о некоторой если не «слитности», то по меньшей мере целостности конструкции более + позитив. Известно, что формы синтетической сравнительной степени не от всех прилагательных обладают свойством, которое лингвисты называют «презумпцией существования качества». Чтобы пояснить это выражение, процитируем следующее высказывание Татьяны Михайловны Николаевой: «... по фразам Элен красивее Мэри, Том лучше Боба, Джек умнее Билла мы не можем сказать определенно, что Мэри красива, Боб хорош, а Билл умен»¹². То же относится к большому количеству других синтетических компаративов, в первую очередь от так называемых параметрических прилагательных: выше — ниже; шире — уже и т. п. (см. высказывание Ю. Д. Апресяна¹³).

Для аналитической формы круг подобного рода ситуаций у́же. Высказывание Он более умный, чем ты мы поймем так, что и он, и ты умные. Но выражение А более высокий, чем В, так же как Л выше В, можно отнести и к двум высоким, и к двум низким предметам. Однако ситуация изменяется, если мы поменяем местами составные части конструкции более + позитив. Выражение Он высок более, чем ты мы можем понять только однозначно, то есть в том смысле, что и он, и ты высокие. Конструкция позитив + более во всех случаях характеризуется «презумпцией существования качества». Невозможность свободного перемещения отдельных элементов в конструкции более + позитив без некоторой деформации значения свидетельствует о том, что в роли сказуемого эта конструкция выступает как цельное образование, однако степень этой цельности, как мы убедились раньше, еще довольно далека от цельности морфологических форм.

Таким образом, можно сделать вывод, что в языковом сознании действуют две разнонаправленные тенденции: одна стремится расчленить аналитическую форму сравнительной степени, другая же, наоборот, слить ее в нерасторжимое целое с единым значением. О том, как отражены обе эти тенденции в грамматических исследованиях, уже говорилось. Как известно, для В. В. Виноградова¹⁴ возникновение описательной, аналитической формы сравнительной степени было одним из доказательств общей тенденции развития русского языка — его устремленности к аналитическому строю. Аналитические формы, значение которых «во второй половине XIX века усилилось», выступают в дальнейшем как форпост аналитизма, его морфологический плацдарм: они «подготовляют возможность аналитического употребления степеней сравнения от имен существительных с качественным значением и от обстоятельственных наречий». Однако по крайней мере на данном участке «грамматического фронта» аналитизм еще далеко не наступил.