Даниил Гранин: запрещенные главы «Блокадной книги»

В свое время вышедшая из печати «Блокадная книга» Д. Гранина, написанная совместно с А. Адамовичем, вызвала много споров. Авторы книги сделали попытку показать блокаду не только как героическую эпопею, а как историю страданий, мук и... преступлений. По цензурным соображениям книга тогда претерпела 60 изъятий: были полностью изъяты главы о «Ленинградском деле», документы, свидетельствующие о попытке А. Микояна направить в Ленинград эшелоны с продовольствием и об отказе А. Жданова. И вот в журнале «Дружба народов» № 11 появились ранее запрещенные главы «Блокадной книги». Более того, на телевидении подготовлена передача с участием Даниила Гранина, который представит их.

«То, что я хочу сказать, мне, в конце концов, неважно, будет ли это воспринято с жадностью или равнодушно. Я обязан перед своей совестью, перед своим пониманием жизни говорить то, что хочу говорить. Нам всем еще предстоит осмыслить и понять блокаду. Она ведь не только в прошлом, но и в настоящем. Когда знакомые из Еревана рассказывали мне, как они пилили и сжигали деревья и скамейки с бульваров, про лампадки, которые давали им свет, не было электричества, я узнавал все. Хотя, казалось бы, прошло полвека.

Блокада была преступлением с двух сторон. Многое можно было предотвратить. В новых главах приводятся документы, связанные с попыткой Микояна перенаправить в Ленинград эшелоны с продовольствием. Жданов от них отказался. Это один мотив преступления. Есть и другие — почему не была осознана угроза окружения, почему сразу велась агитация «Ленинградцы не покинут город», почему по-настоящему не была организована эвакуация, пока в город не прибыл Косыгин как уполномоченный ГКО? Но есть и другая сторона блокады, внешняя сторона. Это то преступление, которое совершил Гитлер и командование 18-й армии. Почему не открыли выход гражданскому населению? Это — безответный вопрос, чудовищная жестокость Гитлера, его паранойя.

Город во время блокады был отделен от Большой земли, и это создавало особый климат. Власть слабо проявлялась, ее главной задачей было обеспечить хлебом, продуктами. И Ленинград блокадный как бы впервые очнулся от сталинского режима. Пропаганды не было — радио не работало, газеты почти не выходили. Люди оглянулись и начали мыслить уже самостоятельно. И это, как ни странно, очень гуманизировало город. Человек человеку действительно становился другом. Были, конечно, и мародеры, все что угодно. Но общим было ощущение того, что мы едины, должны друг другу помочь. Чем мог помочь один блокадник другому? Поднять человека упавшего, предложить кружку кипятка или корку хлеба, не больше...

Нынешнее отношение людей друг к другу, отношения сытых горожан гораздо более черствые и холодные. А тогда вдруг ощутились родственные отношения, чувство долга перед своими родными, желание помочь: муки, испытанные мальчиком Юрием Рябинкиным, когда он по дороге из булочной не мог удержаться и съедал довесок хлеба, который нес маме и сестре. Или Наталья Петрищева, которая была почтальоном в блокаду. Почта работала в страшных условиях — тащились на почтамт, грузили там мешок с письмами, везли в район и начинали разносить по адресам. Тогда ящики не висли внизу, почту нужно было нести в квартиру, и вот она карабкалась по этим ступенькам, чтобы донести письмо. Где-то были уже все мертвые, где-то полуживые, она читала им письма, а ведь могла и не носить. Могла выбросить, могла печку растапливать, но ей это и в голову не приходило.

Всего не знаем до сих пор. Архивы Минобороны во многом закрыты, только недавно стали публиковаться истинные — как нас уверяют — цифры потерь. Мы понятия не имеем, что творилось за кулисами Кремля, только по слухам можем судить, как жили во время блокады члены Военного совета, не знаем, какова была роль Жданова. Мы не знаем и подлинные причины ужасного «Ленинградского дела», в ходе которого были репрессированы почти все руководители блокадного города. Возможно, режим среагировал на то, что в условиях оторванности от центральной власти люди были предоставлены самим себе и стали более свободны. Наряду с гипотезой, что боролись за власть Вознесенский, Кузнецов, с одной стороны, и Берия, Маленков, Булганин — с другой, есть и то, что «нужно было освежить страх. Очень распоясались».

Что же Гитлер хотел сделать с Ленинградом? Есть документы, свидетельствующие, что он хотел все взорвать. Но ему не хватило бы всей германской взрывчатки, чтобы осуществить такую идею. Думаю, квалифицированные работники немецкого Генштаба это понимали. Или вопрос «взаимной ответственности». Война была грязной с обеих сторон. Но одно дело, когда немцы входили к нам — сытые завоеватели Европы, и другое дело — когда мы входили к ним, потеряв миллионы людей, измученные войной, увидев ужасы эсэсовских карательных команд, это совершенно разные состояния. Ленинградский период, период блокады — наиболее чистый в этой войне.

Мы выиграли, хотя, вообще говоря, должны были проиграть. Мы победили не потому, что защищали советскую власть, Ленина — Сталина и «завоевания революции», а потому, что на нашей стороне была справедливость, и именно она не позволила нашим людям «расчеловечиться» в массе своей.

Если смотреть на блокаду нынешними глазами, из нашей жизни, становится видно, что в экстремальных условиях человек возвращается к самому себе. Все то наносное, что делает пропаганда, даже такая мощная, как советская, весь идеологический пресс не в состоянии загубить человеческое в человеке».

P. S. Даниил Гранин — лауреат Государственной премии, кавалер двух орденов Ленина, орденов Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, двух орденов Отечественной войны II степени, ордена «За заслуги перед Отечеством» III степени. Лауреат премии Генриха Гейне, член Немецкой академии искусств, почетный доктор Санкт-Петербургского гуманитарного университета, член Академии информатики, президент Фонда Меншикова.

Среди написанных Д. А. Граниным — «Блокадная книга» (в соавторстве с А. Адамовичем), «Зубр», «Эта странная жизнь», «Искатель», «Иду на грозу», «Картина», «Бегство в Россию», «Однофамилец», «Клавдия Вилор», «Дождь в чужом городе», «Молодая война», «Сад камней», публицистические произведения, сценарии, путевые записки.