Литература XIX века

(1823–1886) Русский драматург, член-корреспондент Петербургской Академии наук (1863). Творчество Островского заложило основы национального репертуара отечественного театра. В комедиях и социально-психологических драмах Островский вывел галерею характеров — от охваченных страстью к «деланию денег» своевластных, жестоких купцов, чиновников, помещиков до многочисленных слуг, приживалок, богомольных странников («Свои люди – сочтёмся», 1850; «Бедность не порок», 1854; «Доходное место», 1857; «Гроза», 1859; «Горячее сердце», 1868; «Бешеные деньги», 1870; «Волки и овцы», 1875), показал трагедию одарённых, тонко чувствующих женщин («Бесприданница», 1878), судьбы людей из актёрской среды («Лес», 1871; «Таланты и поклонники», 1881; «Без вины виноватые», 1884), водевильные похождения скромного чиновника (трилогия о Бальзаминове, 1857–1861). Пьесы в стихах – поэтическая «весенняя сказка» «Снегурочка» (1873; одноименная опера Н. А. Римского-Корсакова), исторические хроники. В творчестве Островского отражён нравственный идеал народа, запечатлён колорит русской жизни в многообразии типов и судеб, бытовых и психологических оттенков, в смене общественных условий и приверженности национальному укладу, в контрастах и самобытности национального характера.

Гроза. Часть 2

* ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ *


СЦЕНА ПЕРВАЯ
Улица. Ворота дома Кабановых, перед воротами скамейка.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Кабанова и Феклуша (сидят на скамейке).

Ф е к л у ш а. Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние,
по всем приметам последние. Еще у вас в городе рай и тишина, а по другим
городам так просто содом', матушка: шум, беготня, езда беспрестанная! Народ-то
так и снует, один туда, другой сюда.
Кабанова. Некуда нам торопиться-то, милая, мы и живем не спеша.
Феклуша. Нет, матушка, оттого у вас тишина в городе, что многие люди,
вот хоть бы вас взять, добродетелями, как цветами, украшаются: оттого все и
делается прохладно и благочинно. Ведь эта беготня-то, матушка, что значит?
Ведь это суета! Вот хоть бы в Москве: бегает народ взад и вперед, неизвестно
зачем. Вот она суета-то и есть. Суетный народ, матушка Марфа Игнатьевна, вот
он и бегает. Ему представляется-то, что он за делом бежит; торопится,
бедный, людей не узнает; ему мерещится, что его манит некто, а придет на
место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдет в тоске. А другому
мерещится, что будто он догоняет кого-то знакомого. Со стороны-то свежий
человек сейчас видит, что никого нет; а тому-то все кажется от суеты, что он
догоняет. Суета-то, ведь она вроде туману бывает. Вот у вас в этакой
прекрасный вечер редко кто и за ворота-то выйдет посидеть; а в Москве-то
теперь гульбища да игрища, а по улицам-то индо грохот идет, стон стоит. Да
чего, матушка Марфа Игнатьевна, огненного змия2 стали запрягать:
все, видишь, для ради скорости.
Кабанова. Слышала я, милая.
Феклуша. А я, матушка, так своими глазами видела; wi-нечно, другие от
суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они машиной и
называют, а я видела, как он

' С о д о м -- по библейскому мифу, город, уничтоженный богом за грехи
его жителей; в переносном смысле содом -- беспутство, беспорядок, суматоха.
'Огненный змий-- крылатое мифическое чудовище, изрыгавшее во время
полета пламя. Феклуша огненным змием называет поезд железной дороги.


лапами-то вот так (растопыривает пальцы) делает. Ну, и стон, которые
люди хорошей жизни, так слышат.
Кабанова. Назвать-то всячески можно, пожалуй, хоть машиной назови;
народ-то глуп, будет всему верить. А меня хоть ты золотом осыпь, так я не
поеду.
Феклуша. Что за крайности, матушка! Сохрани господи от такой напасти! А
вот еще, матушка Марфа Игнатьевна, было мне в Москве видение некоторое. Иду
я рано поутру, еще чуть брезжится, и вижу, на высоком-превысоком доме, на
крыше, стоит кто-то, лицом черен '. Уж сами понимаете кто. И делает он
руками, как будто сыплет что, а ничего не сыпется. Тут я догадалась, что это
он плевелы2 сыплет, а народ днем в суете-'то своей невидимо и
подберет. Оттого-то они так и бегают, оттого и женщины-то у них все такие
худые, тела-то никак не нагуляют, да как будто они что потеряли либо чего
ищут: в лице печаль, даже жалко.
Кабанова. Все может быть, моя милая! В наши времена чего дивиться!
Феклуша. Тяжелые времена, матушка Марфа Игнатьевна, тяжелые. Уж и
время-то стало в умаление приходить.
Кабанова. Как так, милая, в умаление?
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные люди
замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то
тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как
пролетят. Дни-то и часы все те же как будто остались, а время-то, за наши
грехи, все короче и короче делается. Вот что умные-то люди говорят.
Кабанова. И хуже этого, милая, будет.
Феклуша. Нам-то бы только не дожить до этого,
Кабанова. Может, и доживем.

Входит Дикой.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же и Дикой.

Кабанова. Что это ты, кум, бродишь так поздно?

Дикой. А кто ж мне запретит!

Кабанова. Кто запретит! Кому нужно!

' Стоит кто-то, лицом черен.-- Фекдуша принимает трубочиста за
"нечистого", дьявола.
2 Плевелы -- сорная трава, растущая в хлебах: по религиозным
сказаниям, плевелы сеял дьявол, то есть разбрасывал среди людей разные
соблазны, грехи, преступления и т. д.




Дикой. Ну, и, значит, нечего разговаривать. Что я, под началом, что ль,
у кого? Ты еще что тут! Какого еще тут черта водяного!..
Кабанова. Ну, ты не очень горло-то распускай! Ты найди подешевле меня!
А я тебе дорога! Ступай своей дорогой, куда шел. Пойдем, Феклуша, домой.
(Встает.)
Дикой. Постой, кума, постой! Не сердись. Еще успеешь дома-то быть:
дом-от твой не за горами. Вот он!
Кабанова. Коли ты за делом, так не ори, а говори толком.
Дикой. Никакого дела нет, а я хмелен, вот что.
Кабанова. Что ж, ты мне теперь хвалить тебя прикажешь за это?
Дикой. Ни хвалить, ни бранить. А, значит, я хмелен. Ну, и кончено дело.
Пока не просплюсь, уж этого дела поправить нельзя.
Кабанова. Так ступай, спи!
Дикой. Куда ж это я пойду?
Кабанова. Домой. А то куда же!
Д и к о и. А коли я не хочу домой-то?
Кабанова. Отчего же это, позволь тебя спросить?
Дикой. А потому, что у меня там война идет.
Кабанова. Да кому ж там воевать-то? Ведь ты один только там воин-то и
есть.
Дикой. Ну так что ж, что я воин? Ну что ж из этого?
Кабанова. Что? Ничего. А и честь-то не велика, потому что воюешь-то ты
всю жизнь с бабами. Вот что.
Дико и. Ну, значит, они и должны мне покоряться. А то я, что ли,
покоряться стану!
Кабанова. Уж немало я дивлюсь на тебя: столько у тебя народу в доме, а
на тебя на одного угодить не могут.
Дико и. Вот поди ж ты!
Кабанова. Ну, что ж тебе нужно от меня?
Дикой. А вот что: разговори меня, чтобы у меня сердце прошло. Ты только
одна во всем городе умеешь меня разговорить.
Кабанова. Поди, Феклушка, вели приготовить закусить что-нибудь.

Феклуша уходит.

Пойдем в покои!
Дикой. Нет, я в покои не пойду, в покоях я хуже.
Кабанова. Чем же тебя рассердили-то?
Дикой. Еще с утра с самого.
Кабанова. Должно быть, денег просили.
Дикой. Точно сговорились, проклятые; то тот, то другой целый день
пристают.
Кабанова. Должно быть, надо, коли пристают.
Дикой. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у
меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг
ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить -- обругаю. Я
отдам, отдам, а обругаю. Потому, только заикнись мне о деньгах, у меня всю
нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и
в те поры ни за что обругаю человека.
Кабанова. Нет над тобой старших, вот ты и куражишься.
Дикой. Нет, ты, кума, молчи! Ты слушай! Вот какие со мной истории
бывали. О посту как-то о великом я говел, а тут нелегкая и подсунь
мужичонка: за деньгами пришел, дрова возил. И принесло ж его на грех-то в
такое время! Согрешил-таки: изругал, так изругал, что лучше требовать
нельзя, чуть не прибил. Вот оно, какое сердце-то у меня! После прощенья
просил, в ноги кланялся, право так. Истинно тебе говорю, мужику в ноги
кланялся. Вот до чего меня сердце доводит:
тут на дворе, в грязи, ему и кланялся; при всех ему кланялся.
Кабанова. А зачем ты нарочно-то себя в сердце приводишь? Это, кум,
нехорошо.
Дикой. Как так нарочно?
Кабанова. Я видала, я знаю. Ты, коли видишь, что просить у тебя
чего-нибудь хотят, ты возьмешь да нарочно из своих на кого-нибудь и
накинешься, чтобы рассердиться; потому что ты знаешь, что к тебе сердитому
никто уж не пойдет. Вот что, кум!
Дикой. Ну, что ж такое? Кому своего добра не жалко!

Глаша входит.

Г л а ш а. Марфа Игнатьевна, закусить поставлено, пожалуйте!
Кабанова. Что ж, кум, зайди. Закуси, чем бог послал.
Дикой. Пожалуй.
Кабанова. Милости просим! (Пропускает вперед Дикого и уходит за ним.)

Глаша, сложа руки, стоит у ворот.

Глаша. Никак. Борис Григорьич идет. Уж не за дядей ли? Аль так гуляет?
Должно, так гуляет.
Входит Борис.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Глаша, Борис, потом К у л и г и н.

Б о р и с. Не у вас ли дядя?
Глаша. У нас. Тебе нужно, что ль, его?
Борис. Послали из дому узнать, где он. А коли у вас, так пусть сидит:
кому его нужно. Дома-то рады-радехоньки, что ушел.
Глаша. Нашей бы хозяйке за ним быть, она б его скоро прекратила. Что ж
я, дура, стою-то с тобой! Прощай. (Уходит.)
Борис. Ах ты, господи! Хоть бы одним глазком взглянуть на нее! В дом
войти нельзя: здесь незваные не ходят. Вот жизнь-то! Живем в одном городе,
почти рядом, а увидишься раз в неделю, и то в церкви либо на дороге, вот и
все! Здесь что вышла замуж, что схоронили -- все равно.

Молчание.

Уж совсем бы мне ее не видать: легче бы было! А то видишь урывками, да
еще при людях; во сто глаз на тебя смотрят. Только сердце надрывается. Да и
с собой-то не сладишь никак. Пойдешь гулять, а очутишься всегда здесь у
ворот. И зачем я хожу сюда? Видеть ее никогда нельзя, а еще, пожалуй,
разговор какой выйдет, ее-то в беду введешь. Ну, попал я в городок!

Идет ему навстречу Кулиги и.

К у л и г и н. Что, сударь? Гулять изволите?
Борис. Да, гуляю себе, погода очень хороша нынче.
К у л и г и н. Очень хорошо, сударь, гулять теперь. Тишина, воздух
отличный, из-за Волги с лугов цветами пахнет, небо чистое...

Открылась бездна, звезд полна, Звездам числа нет, бездне -- дна '.

Пойдемте, сударь, на бульвар, ни души там нет.
Борис. Пойдемте!
Кулигин. Вот какой, сударь, у нас городишко! Бульвар сделали, а не
гуляют. Гуляют только по праздникам, и то один вид делают, что гуляют, а
сами ходят туда наряды показывать. Только пьяного приказного2 и
встретишь, из трактира домой плетется. Бедным гулять, сударь, некогда, у них
день и ночь работа. И спят-то всего часа три в сутки. А богатые-то что
делают? Ну, что бы, кажется, им не гулять, не дышать свежим воздухом? Так
пет. У всех давно ворота, сударь, заперты, и собаки спущены... Вы думаете,
они дело делают либо богу молятся? Нет, сударь. И не от воров они
запираются, а чтоб люди не видали, как они своих домашних едят поедом да
семью тиранят. И что слез льется за этими запорами, невидимых и неслышимых!
Да что вам говорить, сударь! По себе можете судить. И что, сударь, за этими
замками разврату темного да пьянства! PI все шито да крыто -- никто ничего
не видит и не знает, видит только один бог! Ты, говорит, смотри, в людях
меня да на улице, а до семьи моей тебе дела нет; на это, говорит, у меня
есть замки, да запоры, да собаки злые. Семья, говорит, дело тайное,
секретное! Знаем мы эти секреты-то! От этих секретов-то, сударь, ему только
одному весело, а остальные волком воют. Да и что за секрет? Кто его не
знает! Ограбить сирот, родственников, племянников, заколотить домашних так,
чтобы ни об чем, что он там творит, пискнуть не смели. Вот и весь секрет.
Ну, да бог с ними! А знаете, сударь, кто у нас гуляет? Молодые парни да
девушки. Так эти у сна воруют часок-другой, ну и гуляют парочками. Да вот
пара!

Показываются Кудряш и Варвара. Целуются.

Борис. Целуются. К у л и г и н. Это у пас нужды нет.
Кудряш уходит, а Варвара подходит к своим воротам и манит Бориса. Он
подходит.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Борис, Кулнгин и Варвара.

Кулигин. Я, сударь, на бульвар пойду. Что вам мешать-то? Там и подожду.
Борис. Хорошо, я сейчас приду.

К у л и г и н уходит.

Варвара (закрываясь платком). Знаешь овраг за Кабановым садом?
Борис. Знаю.
Варвара. Приходи туда ужо попозже.
Борис. Зачем?
Варвара. Какой ты глупый! Приходи: там увидишь, зачем. Ну, ступай
скорей, тебя дожидаются.

Борис уходит.

Не узнал ведь! Пущай теперь подумает. А ужотко я знаю, что Катерина не
утерпит, выскочит. (Уходит в ворота.)


СЦЕНА ВТОРАЯ


Ночь. Овраг, покрытый кустами; наверху --забор сада Кабановых
и калитка; сверху -- тропинка.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ


Кудряш (входит с гитарой). Нет никого. Что ж это она там! Ну, посидим
да подождем. (Садится на камень.) Да со скуки песенку споем. (Поет.)

Как донской-то казак, казак вел коня поить, Добрый молодец, уж он у
ворот стоит. У ворот стоит, сам он думу думает, Думу думает, как будет жену
губить. Как жена-то, жена мужу возмолилася, Во скоры-то ноги ему
поклонилася:
"Уж ты, батюшка, ты ли, мил сердечный друг!
Ты не бей, не губи ты меня со вечера!
Ты убей, загуби меня со полуночи!
Дай уснуть моим малым детушкам,
Малым детушкам, всем ближним соседушкам".

Входит Борис.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Кудряш и Борис.

Кудряш (перестает петь). Ишь ты! Смирен, смирен, а тоже в разгул пошел.
Борис. Кудряш, это ты?
Кудряш. Я, Борис Григорьич!
Борис. Зачем это ты здесь?
Кудряш. Я-то? Стало быть, мне нужно, Борис Григорьич, коли я здесь. Без
надобности б не пошел. Вас куда бог несет?
Борис (оглядывает местность). Вот что, Кудряш: мне бы нужно здесь
остаться, а тебе ведь, я думаю, все равно, ты можешь идти и в другое место.
Кудряш. Нет, Борис Григорьич, вы, я вижу, здесь еще в первый раз, а у
меня уж тут место насиженное и дорожка-то мной протоптана. Я вас люблю,
сударь, и на всякую вам услугу готов; а на этой дорожке вы со мной ночью не
встречайтесь, чтобы, сохрани господи, греха какого не вышло. Уговор лучше
денег.
Борис. Что с тобой, Ваня?
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей дорогой, вот
и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до тебя дела пет. А
чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни ноги переломают. Я за
свою... Да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву.
Борис. Напрасно ты сердишься; у меня и на уме-то нет отбивать у тебя. Я
бы и не пришел сюда, кабы мне не велели.
Кудряш. Кто ж велел?
Борис. Я не разобрал, темно было. Девушка какая-то остановила меня на
улице и сказала, чтобы я именно сюда пришел, сзади сада Кабановых, где
тропинка.
Кудряш. Кто ж бы это такая?
Борис. Послушай, Кудряш. Можно с тобой поговорить по душе, ты не
разболтаешь?
Кудряш. Говорите, не бойтесь! У меня все одно, что умерло.
Борис. Я здесь ничего не знаю, ни порядков ваших, ни обычаев; а дело-то
такое...
Кудряш. Полюбили, что ль, кого?
Борис. Да, Кудряш.
Кудряш. Ну что ж, это ничего. У нас насчет этого слободно. Девки гуляют
себе как хотят, отцу с матерью и дела нет. Только бабы взаперти сидят.
Борис. То-то и горе мое.
Кудряш. Так неужто ж замужнюю полюбили?
Борис. Замужнюю, Кудряш.
Кудряш. Эх, Борис Григорьич, бросить надоть!
Борис. Легко сказать -- бросить! Тебе это, может быть, все равно; ты
одну бросишь, а другую найдешь. А я не могу этого! Уж я коли полюбил...
Кудряш. Ведь это, значит, вы ее совсем загубить хотите, Борис
Григорьич!
Борис. Сохрани, господи! Сохрани меня, господи! Нет, Кудряш, как можно.
Захочу ли я ее погубить! Мне только бы видеть ее где-нибудь, мне больше
ничего не надо.
Кудряш. Как, сударь, за себя поручиться! А ведь здесь какой народ! Сами
знаете. Съедят, в гроб вколотят.
Бори с. Ах, не говори этого, Кудряш, пожалуйста, не пугай ты меня!
Кудряш. А она-то вас любит?
Борис. Не знаю.
К у д р я ш. Да вы видались когда аль нет?
Борис. Я один раз только и был у них с дядей. А то в церкви вижу, на
бульваре встречаемся. Ах, Кудряш, как она молится, кабы ты посмотрел! Какая
у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то будто светится.
Кудряш. Так это молодая Кабанова, что ль?
Борис. Она, Кудряш.
Кудряш. Да! Так вот оно что! Ну, честь имеем проздравить!
Борис. С чем?
Кудряш. Да как же! Значит, у вас дело на лад идет, коли сюда приходить
велели.
Борис. Так неужто она велела?
Кудряш. А то кто же?
Борис. Нет, ты шутишь! Этого быть не может. (Хватается за голову.)
Кудряш. Что с вами?
Б о р и с. Я с ума сойду от радости.
Кудряш. Бота! Есть от чего с ума сходить! Только вы смотрите -- себе
хлопот не наделайте, да и ее-то в беду не введите! Положим, хоть у нее муж и
дурак, да свекровь-то больно люта.

Варвара выходит из калитки.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и Варвара, потом Катерина.

Варвара (у калитки поет).

За рекою, за быстрою, мой Ваня гуляет, Там мой Ванюшка гуляет...

Кудряш (продолжает).

Товар закупает.

(Свищет.)
Варвара (сходит по тропинке и, закрыв лицо платком, подходит к Борису).
Ты, парень, подожди. Дождешься чего-нибудь. (Кудряшу.) Пойдем на Волгу.
Кудряш. Ты что ж так долго? Ждать вас еще! Знаешь, что не люблю!
Варвара обнимает его одной рукой и уходит.
Борис. Точно я сон какой вижу! Эта ночь, песни, свиданья! Ходят
обнявшись. Это так ново для меня, так хорошо, так весело! Вот и я жду
чего-то! А чего жду--и не знаю, и вообразить не могу; только бьется сердце
да дрожит каждая жилка. Не могу даже и придумать теперь, что сказать-то ей,
дух захватывает, подгибаются колени! Вот когда у меня сердце глупое
раскипится вдруг, ничем не унять. Вот идет.

Катерина тихо сходит по тропинке, покрытая большим белым платком,
потупив глаза в землю.

Это вы, Катерина Петровна?
Молчание. Уж как мне благодарить вас, я и не знаю.

Молчание.
Кабы вы знали, Катерина Петровна, как я люблю вас! (Хочет взять ее за
руку.)
Катерина (с испугом, но не поднимая глаз). Не трогай, не трогай меня!
Ах, ах!
Борис. Не сердитесь!
Катерина. Поди от меня! Поди прочь, окаянный человек! Ты знаешь ли:
ведь мне не замолить этого греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет
на душу, камнем.
Борис. Не гоните меня!
Катерина. Зачем ты пришел? Зачем ты пришел, погубитель мой? Ведь я
замужем, ведь мне с мужем жить до гробовой доски!
Борис. Вы сами велели мне прийти...
Катерина. Да пойми ты меня, враг ты мой: ведь до гробовой доски!
Борис. Лучше б мне не видеть вас!
Катерина (с волнением). Ведь что я себе готовлю? Где мне место-то,
знаешь ли?
Борис. Успокойтесь! (Берет ев за руку.) Сядьте!
Катерина. Зачем ты моей погибели хочешь?
Борис. Как же я могу хотеть вашей погибели, когда люблю вас больше
всего на свете, больше самого себя!
Катерина. Нет, нет! Ты меня загубил!
Борис. Разве я злодей какой?
Катерина (качая головой). Загубил, загубил, загубил!
Борис. Сохрани меня бог! Пусть лучше я сам погибну!
Катерина. Ну, как же ты не загубил меня, коли я, бросивши дом, ночью
иду к тебе.
Борис. Ваша воля была на то.
Катерина. Нет у меня воли. Кабы была у меня своя воля, не пошла бы я к
тебе. (Поднимает глаза и смотрит на Бориса.)
Небольшое молчание.

Твоя теперь воля надо мной, разве ты не видишь! (Кидается к нему на
шею.)
Борис (обнимает Катерину). Жизнь моя!
Катерина. Знаешь что? Теперь мне умереть вдруг захотелось!
Борис. Зачем умирать, коли нам жить так хорошо?
Катерина. Нет, мне не жить! Уж я знаю, что не жить.
Борис. Не говори, пожалуйста, таких слов, не печаль меня...
Катерина. Да, тебе хорошо, ты вольный казак, а я!..
Борис. Никто и не узнает про нашу любовь. Неужели же я тебя не пожалею!
Катерина. Э! Что меня жалеть, никто не виноват,--сама на то пошла. Не
жалей, губи меня1 Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю!
(Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского
суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на
земле, натерпишься.
Борис. Ну, что об этом думать, благо нам теперь-то хорошо!
Катерина. И то! Надуматься-то да наплакаться-то еще успею на досуге.
Борис. А я было испугался; я думал, ты меня прогонишь.
Катерина (улыбаясь). Прогнать! Где уж! С нашим ли сердцем! Кабы ты не
пришел, так я, кажется, сама бы к тебе пришла.
Борис. Я и не знал, что ты меня любишь.
Катерина. Давно люблю. Словно на грех ты к нам приехал. Как увидела
тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил
меня, я бы и пошла за тобой;
иди ты хоть на край света, я бы все шла за тобой и не оглянулась бы.
Борис. Надолго ли муж-то уехал?
Катерина. На две недели.
Борис. О, так мы погуляем! Время-то довольно.
Катерина. Погуляем. А там... (задумывается) как запрут на замок, вот
смерть! А не запрут на замок, так уж найду случай повидаться с тобой!

Входят Кудряш и Варвара.



ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же, Кудряш и Варвара.
Варвара. Ну что, сладили?

Катерина прячет лицо у Бориса на груди.

Борис. Сладили.
Варвара. Пошли бы, погуляли, а мы подождем. Когда нужно будет, Ваня
крикнет.

Борис и Катерина уходят. Кудряш и Варвара садятся на камень.

Кудряш. А это вы важную штуку придумали, в садовую калитку лазить. Оно
для нашего брата оченно способна.
Варвара. Все я.
Кудряш. Уж тебя взять на это. А мать-то не хватится?
Варвара. Э! Куда ей! Ей и в лоб-то не влетит.
Кудряш. А ну, на грех?
Варвара. У нее первый сон крепок; вот к утру, так просыпается.
Кудряш. Да ведь как знать! Вдруг ее нелегкая поднимет.
Варвара. Ну так что ж! У нас калитка-то, которая со двора, изнутри
заперта, из саду; постучит, постучит, да так и пойдет. А поутру мы скажем,
что крепко спали, не слыхали. Да и Глаша стережет; чуть что, она сейчас
голос подаст. Без опаски нельзя! Как же можно! Того гляди, в беду попадешь.

Кудряш берет несколько аккордов на гитаре. Варвара прилегает к плечу
Кудряша, который, не обращая внимания, тихо играет.

Варвара (зевая). Как бы то узнать, который час?

Кудряш. Первый.

Варвара. Почем ты знаешь?

Кудряш. Сторож в доску бил.
Варвара (зевая). Пора. Покричи-ка. Завтра мы пораньше выйдем, так
побольше погуляем.
Кудряш (свищет и громко запевает).

Все домой, все домой, А я домой не хочу.

Борис (за сценой). Слышу!
Варвара (встает). Ну, прощай. (Зевает, потом целует холодно, как давно
знакового.) Завтра, смотрите, приходите пораньше! (Смотрит в ту сторону,
куда пошли Борис и Катерина.) Будет вам прощаться-то, не навек расстаетесь,
завтра увидитесь. (Зевает и потягивается.)

Вбегает Катерина, а за ней Борис.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Кудряш, Варвара, Борис и Катерина.

Катерина (Варваре). Ну, пойдем, пойдем! (Всходят по тропинке. Катерина
оборачивается.) Прощай. Борис. До завтра!
Катерина. Да, до завтра! Что во сне увидишь, скажи! (Подходит к
калитке.) Борис. Непременно. Кудряш (поет под гитару).

Гуляй, млада, до поры, До вечерней до зари! Ай лели, до поры, До
вечерней до зари.

Варвара (у калитки).

А я, млада, до поры, До утренней до зари, Ай лели, до поры, До утренней
до зари!

Уходят.
Кудряш.

Как зорюшка занялась, А я домой поднялась... и т. д.

* ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ *

На первом плане узкая галерея со сводами старинной, начинающей
разрушаться постройки; кой-где трава и кусты за арками -- берег и вид на
Волгу.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Несколько гуляющих обоего пола проходят за арками.

1-й. Дождь накрапывает, как бы гроза не собралась?
2-й. Гляди, сберется.
1-й. Еще хорошо, что есть где схорониться.
Входят все под своды.
Я? е н щ и н а. А что народу-то гуляет на бульваре! День праздничный,
все повышли. Купчихи такие разряженные.
1 - и. Попрячутся куда-нибудь.
2-й. Гляди, что теперь народу сюда набьется!
1-й (осматривая стены). А ведь тут, братец ты мой, когда-нибудь,
значит, расписано было. И теперь еще местами означает.
2-й. Ну да, как же! Само собой, что расписано было. Теперь, ишь ты, все
впусте оставлено', развалилось, заросло. После пожара так и не поправляли.
Да ты и пожару-то этого не помнишь, этому лет сорок будет.
1-й. Что бы это такое, братец ты мой, тут нарисовано было? Довольно
затруднительно это понимать.
2-й. Это геенна2 огненная.
1 -и. Так, братец ты мой!
2 - и. И едут туда всякого звания люди.
1-й. Так, так, понял теперь.
2-й. И всякого чину.
1-й. И арапы?
2 - и. И арапы.
1 - и. А это, братец ты мой, что такое?
2-й. А это литовское разорение3. Битва -- видишь? Как наши с
Литвой бились.
1-й. Что ж это такое -- Литва?
2 - и. Так она Литва и есть.
1 - и. А говорят, братец ты мой, она на нас с неба упала.
2-й. Не умею тебе сказать. С неба так с неба.
Женщина. Толкуй еще! Все знают, что с неба; и где был какой бой с ней,
там для памяти курганы насыпаны.
1 -и. А что, братец ты мой! Ведь это так точно!

Входят Дикой и за ним К у л и г и н без шапки. Все кланяются и
принимают почтительное .положение.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же, Дикой и Кулигин.

Дикой. Ишь ты, замочило всего. (Кулигину.) Отстань ты от меня! Отстань!
(С сердцем.) Глупый человек!

Кулигин. Савел Прокофьич, ведь от этого, ваше степенство ', для всех
вообще обывателей польза.
Дикой. Поди ты прочь! Какая польза! Кому нужна эта польза?
Кулигин. Да хоть бы для вас, ваше степенство, Савел Прокофьич. Вот бы,
сударь, на бульваре, на чистом месте, и поставить. А какой расход? Расход
пустой: столбик каменный (показывает жестами размер каждой вещи), дощечку
медную, такую круглую, да шпильку, вот шпильку прямую (показывает жестом),
простую самую. Уж я все это прилажу и цифры вырежу уже все сам. Теперь вы,
ваше степенство, когда изволите гулять или прочие которые гуляющие, сейчас
подойдете и видите, который час. А то этакое место прекрасное, и вид, и все,
а как будто пусто. У нас тоже, ваше степенство, и проезжие бывают, ходят
туда наши виды смотреть, все-таки украшение -- для глаз оно приятней.
Дикой. Да что ты ко мне лезешь со всяким вздором! Может, я с тобой и
говорить-то не хочу. Ты должен был прежде узнать, в расположении ли я тебя
слушать, дурака, или нет. Что я тебе -- ровный, что ли! Ишь ты, какое дело
нашел важное! Так прямо с рылом-то и лезет разговаривать.
Кулигин. Кабы я со своим делом лез, ну тогда был бы я виноват. А то я
для общей пользы, ваше. степенство. Ну что значит для общества каких-нибудь
рублей десять! Больше, сударь, не понадобится.
Дикой. А может, ты украсть хочешь; кто тебя знает.
Кулигин. Коли я свои труды хочу даром положить, что же я могу украсть,
ваше степенство? Да меня здесь все знают, про меня никто дурно не скажет.
Дикой. Ну и пущай знают, а я тебя знать не хочу.
Кулигин. За что, сударь Савел Прокофьич, честного человека обижать
изволите?
Дикой. Отчет, что ли, я стану тебе давать! Я и поважней тебя никому
отчета не даю. Хочу так думать о тебе, так и думаю. Для других ты честный
человек, а я думаю, что ты разбойник, вот и все. Хотелось тебе это слышать
от меня? Так вот слушай! Говорю, что разбойник, и конец! Что ж ты, судиться,
что ли, со мной будешь? Так ты знай, что ты червяк. Захочу -- помилую,
захочу -- раздавлю.
Кулигин. Бог с вами, Савел Прокофьич! Я, сударь, маленький человек,
меня обидеть недолго. А я вам вот что доложу, ваше степенство: "И в рубище
почтенна добродетель!"'
Дикой. Ты у меня грубить не смей! Слышишь ты/
Кулигин. Никакой я грубости вам, сударь, не делаю; а говорю вам потому,
что, может быть, вы и вздумаете когда что-нибудь для города сделать. Силы у
вас, ваше степенство, много; была б только воля на доброе дело. Вот хоть бы
теперь то возьмем: у нас грозы частые, а не заведем мы громовых отводов
2.
Дикой (гордо). Все суета!
Кулигин. Да какая же суета, когда опыты были?
Дикой. Какие-такие там у тебя громовые отводы?
К у лиги п. Стальные.
Дикой (с гневом). Ну, еще что?
К у л и г и н. Шесты стальные.
Дикой (сердясь более и более). Слышал, что шесты, аспид ты этакой; да
еще-то что? Наладил: шесты! Ну, а еще что?
К у л и г и н. Ничего больше.
Дикой. Да гроза-то что такое, по-твоему, а? Ну, говори.
Кулигин. Электричество.
Дикой (топнув ногой). Какое еще там елестричество! Ну, как же ты не
разбойник! Гроза-то нам в наказание посылается, чтобы мы чувствовали, а ты
хочешь шестами да рожнами какими-то, прости господи, обороняться. Что ты,
татарин, что ли? Татарин ты? А, говори! Татарин?
Кулигин. Савел Прокофьич, ваше степенство, Державин сказал:

Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю 3.

Дикой. А за эти слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст!
Эй, почтенные, прислушайте-ко, что он говорит!
Кулигин. Нечего делать, надо покориться! А вот когда будет у меня
миллион, тогда я поговорю. (Махнув рукой, уходит.)
Дикой. Что ж ты, украдешь, что ли, у кого! Держите его! Этакой
фальшивый мужичонко! С этим народом какому надо


быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые,
хоть кого в грех введете! Вот не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно,
рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль,
дождик-то?
1-й. Кажется, перестал.
Дикой. Кажется! А ты, дурак, сходи да посмотри. А то -- кажется!
1-й (выйдя из-под сводов). Перестал!

Дикой уходит, и всв за ним. Сцена несколько времени пуста. Под своды
быстро входит Варвара и, притаившись, высматривает.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Варвара и потом Борис.

Варвара. Кажется, он!

Борис проходит в глубине сцены.

Сс-сс!
Борис оглядывается.

Поди сюда. (Манит рукой.)

Борис входит.

Что нам с Катериной-то делать? Скажи на милость!
Борис. А что?
Варвара. Беда ведь, да и только. Муж приехал, ты знаешь ли это? И не
ждали его, а он приехал.
Борис. Нет, я не знал.;
Варвара. Она просто сама не своя сделалась!
Борис. Видно, только я и пожил десяток деньков, пока! его не было. Уж
теперь не увидишь ее!
Варвара. Ах ты какой! Да ты слушай! Дрожит вся, точно ее лихорадка
бьет; бледная такая, мечется по дому, точно чего ищет. Глаза, как у
помешанной! Давеча утром плакат принялась, так и рыдает. Батюшки мои! что
мне с ней делать?
Борис. Да, может быть, пройдет это у нее!
Варвара. Ну, уж едва ли. На мужа не смеет глаз поднять. Маменька
замечать это стала, ходит да все ,на нее косится, так змеей и смотрит; а она
от этого еще хуже. Просто мука глядеть-то на нее! Да и боюсь я.
Борис. Чего же ты боишься?
В а р в а р а. Ты ее не знаешь! Она ведь чудная какая-то у нас. От нее
все станется! Таких дел наделает, что...
Борис. Ах, боже мой! Что же делать-то? Ты бы с ней поговорила
хорошенько. Неужели уж нельзя ее уговорить?
Варвара. Пробовала. И не слушает ничего. Лучше и не подходи.
Борис. Ну, как же ты думаешь, что она может сделать?
Варвара. А вот что: бухнет мужу в ноги да и расскажет все. Вот чего я
боюсь.
Борис (с испугом). Может ли это быть?
Варвара. От нее все может быть.
Борис. Где она теперь?
Варвара. Сейчас с мужем на бульвар пошли, и маменька с ними. Пройди и
ты, коли хочешь. Да нет, лучше не ходи, а то она, пожалуй, н вовсе
растеряется.

Вдали удар грома.

Никак, гроза? (Выглядывает.) Да и дождик. А вот и народ повалил.
Спрячься там где-нибудь, а я тут на виду стану, чтоб не подумали чего.

Входят несколько лиц разного звания и пола.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Разные лица и потом Кабанова, Кабанов, Катерина и Кулигин.

1-й. Должно быть, бабочка-то очень боится, что так торопится
спрятаться.
Женщина. Да уж как ни прячься! Коли кому на роду написано, так никуда
не уйдешь.
Катерина (вбегая). Ах, Варвара! (Хватает ее за руку и держит крепко.)
Варвара. Полно, что ты!
Катерина. Смерть моя!
Варвара. Да ты одумайся! Соберись с мыслями!
Катерина. Нет! Не могу. Ничего не могу. У меня уж очень сердце болит.
Кабанова (входя). То-то вот, надо жить-то так, чтобы всегда быть
готовой ко всему; страху-то бы такого не было.
Кабанов. Да какие ж, маменька, у нее грехи такие могут быть особенные:
все такие же, как и у всех у нас, а это так уж она от природы боится.
Кабанова. А ты почем знаешь? Чужая душа потемки.
Кабанов (шутя). Уж разве без меня что-нибудь, а при мне, кажись, ничего
не было.
Кабанова. Может быть, и без тебя.
Кабанов (шутя). Катя, кайся, брат, лучше, коли в чем грешна. Ведь от
меня не скроешься: нет, шалишь! Все знаю!
Катерина (смотрит в глаза Кабанову). Голубчик мой!
Варвара. Ну, что ты пристаешь! Разве не видишь, что ей без тебя тяжело?

Борис выходит из толпы и раскланивается с Кабановым.

Катерина (вскрикивает). Ах!
Кабанов. Что ты испугалась! Ты думала--чужой? Это знакомый! Дядюшка
здоров ли?
Борис. Слава богу!
Катерина (Варваре). Что ему еще надо от меня?.. Или ему мало этого, что
я так мучаюсь. (Приклоняясь к Варваре, рыдает.)
Варвара (громко, чтобы мать слышала). Мы с ног сбились, не знаем, что
сделать с ней; а тут еще посторонние лезут! (Делает Борису знак, тот отходит
к самому выходу.)
Кулигин (выходит на середину, обращаясь к толпе). Ну, чего вы боитесь,
скажите на милость! Каждая теперь травка, каждый цветок радуется, а мы
прячемся, боимся, точно напасти какой! Гроза убьет! Не гроза это, а
благодать! Да, благодать! У вас все гроза! Северное сияние загорится,
любоваться бы надобно да дивиться премудрости: "с полночных стран встает
заря" ', а вы ужасаетесь да придумываете: к войне это или к мору. Комета ли
идет,-- не отвел бы глаз! Красота! Звезды-то уж пригляделись, все одни и те
же, а это обновка; ну, смотрел бы да любовался! А вы боитесь и взглянуть-то
на небо, дрожь вас берет! Изо всего-то вы себе пугал наделали. Эх, народ! Я
вот не боюсь. Пойдемте, сударь!
Борис. Пойдемте! Здесь страшнее!

Уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Те же без Бориса и Кулигина.

Кабанова. Ишь какие рацеи развел2. Есть что послушать, уж
нечего сказать! Вот времена-то пришли, какие-то учители появились. Коли
старик так рассуждает, чего уж от молодых-то требовать!

"С полночных стран встает заря..." -- из оды М. В. Ломоносова
"Вечернее размышление".

2 Рацеи разводить -- болтать пустое. Рацея -- длинное
наставление, поучение.

Женщина. Ну, все небо обложило. Ровно шапкой, так и накрыло.
1-й. Эко, братец ты мой, точно клубком туча-то вьется, ров-
ао что в ней там живое ворочается. А так на нас и ползет, так и ползет,
как живая!
2-й. Уж ты помяни мое слово, что эта гроза даром не пройдет! Верно тебе
говорю; потому знаю. Либо уж убьет кого-нибудь, либо дом сгорит, вот
увидишь: потому, смотри, какой цвет необнаковенный
Катерина (прислушиваясь). Что они говорят? Они говорят, что убьет
кого-нибудь.
К а б а н о в. Известно, так городят, зря, что в голову придет.
Кабанова. Ты не осуждай постарше себя! Они больше твоего знают. У
старых людей на все приметы есть. Старый человек на ветер слова не скажет.
Катерина (мужу). Тиша, я знаю, корВъ убьет.
Варвара (Катерине тихо). Ты уж хоть молчи.
К а б а н.о в а. Ты почем знаешь?
Катерина. Меня убьет. Молитесь тогда за меня.

Входит Барыня с лакеями. Катерина с криком прячется.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Те же и Б а р ы н я.

Барыня. Что прячешься? Нечего прятаться! Видно, боишься: умирать-то не
хочется! Пожить хочется! Как не хотеться! -- видишь, какая красавица.
Ха-ха-ха! Красота! А ты молись богу, чтоб отнял красоту-то! Красота-то ведь
погибель наша! Себя погубишь, людей соблазнишь, вот тогда и радуйся
красоте-то своей. Много, много народу в грех введешь! Вертопрахи на поединки
выходят, шпагами колют друг друга. Весело! Старики старые, благочестивые об
смерти забывают, соблазняются на красоту-то! А кто отвечать будет? За все
тебе отвечать придется. В омут лучше с красотой-то! Да скорей, скорей!

Катерина прячется.

Куда прячешься, глупая? От бога-то не уйдешь! Все в огне гореть будете
в неугасимом! (Уходит.)
Катерина. Ах! Умираю!
В а-р в а р а. Что ты мучаешься-то, в самом деле? Стань к сторонке да
помолись: легче будет.




Катерина (подходит к стене и опускается на колени, потом быстро
вскакивает). Ах! Ад! Ад! Геенна огненная!

Кабанов, Кабанова и Варвара окружают ее.

Все сердце изорвалось! Не могу я больше терпеть! Матушка! Тихон! Грешна
я перед богом и перед вами! Не я ли клялась тебе, что не взгляну ни на кого
без тебя! Помнишь, помнишь? А знаешь ли, что я, беспутная, без тебя делала?
В первую же ночь я ушла из дому...
Кабанов (растерявшись, в слезах, дергает ее за рукав). Не надо, не
надо, не говори! Что ты! Матушка здесь!
Кабанова (строго). Ну, ну, говори, коли уж начала.^ Катерина. И все-то
десять ночей я гуляла... (Рыдает.)

Кабанов хочет обнять ее.

Кабанова. Брось ее! С кем?
Варвара. Врет она, она сама не знает, что говорит. Кабанова. Молчи ты!
Вот оно что! Ну, с кем же? Катерина. С Борисом Григорьичем.

Удар грома.

Ах! (Падает без чувств на руки мужа.)
Кабанова. Что, сынок! Куда воля-то ведет! Говорила я, так ты слушать не
хотел. Вот и дождался!

* ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ *

Декорация первого действия. Сумерки.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
К у л и г и н (сидит на лавочке), Кабанов (идет по
бульвару).

Кулигин (поет).

Ночною темнотою покрылись небеса. Все люди для покою закрыли уж
глаза...' и пр.

(Увидав Кабанова.) Здравствуйте, сударь! Далеко ли изволите?
Кабанов. Домой. Слышал, братец, дела-то наши? Вся, братец, семья в
расстройство пришла.
К у л и г и н. Слышал, слышал, сударь.


Кабанов. Я в Москву ездил, ты знаешь? На дорогу-то маменька читала,
читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что на
волю-то вырвался. И всю дорогу пил, и в Москве все пил, так это кучу, что
на-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и не
вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум не пришло, что
делается. Слышал?
К у л и г и н. Слышал, сударь.
Кабанов. Несчастный я теперь, братец, человек! Так ни за что я погибаю,
ни за грош!
К v л и г и н. Маменька-то у вас больно крута.
Кабанов. Ну да. Она-то всему и причина. А я за что погибаю, скажи ты
мне на милость? Я вот зашел к Дикому, ну, выпили; думал -- легче будет, нет,
хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя...
Кулигин. Мудреное дело, сударь. Мудрено вас судить.
Кабанов. Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало.
Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтобы она казнилась!
А. я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька
приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее
поедом ест, а она, как тень какая, ходит безответная. Только плачет да тает,
как воск. Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Кулигин. Как бы нибудь, сударь, ладком дело-то сделать! Вы бы простили
ей, да и не поминали никогда. Сами-то, чай, тоже не без греха!
Кабанов. Уж что говорить!
Кулигин. Да уж так, чтобы и под пьяную руку не попрекать. Она бы вам,
сударь, была хорошая жена; гляди -- лучше всякой.
Кабанов. Да пойми ты, Кулигин: я-то бы ничего, а маменька-то... разве с
ней сговоришь!..
Кулигин. Пора бы уж вам, сударь, своим умом жить.
Кабанов. Что ж мне, разорваться, что ли! Нет, говорят, своего-то ума.
И, значит, живи век чужим. Я вот возьму да последний-то, какой есть, пропью;
пусть маменька тогда со мной, как с дураком, и нянчится.
Кулигин. Эх, сударь! Дела, дела! Ну, а Борис-то Григорьич, сударь, что?
Кабанов. А его, подлеца, в Тяхту', к китайцам. Дядя к знакомому купцу
какому-то посылает туда на контору. На три года его туды.
Кулагин. Ну, что же он, сударь?
К а б а н о в. Мечется тоже, плачет. Накинулись мы давеча на него с
дядей, уж ругали, ругали,-- молчит. Точно дикий какой сделался. Со мной,
говорит, что хотите, делайте, только ее не мучьте! И он к ней тоже жалость
имеет.
К у л и г и н. Хороший он человек, сударь.
Кабанов. Собрался совсем, и лошади уж готовы. Так тоскует, беда! Уж я
вижу, что ему проститься хочется. Ну, да мало ли чего! Будет с него. Враг
ведь он мне, Кулигин! Расказнить его надобно на части, чтобы знал...
К у л и г и н. Врагам-то прощать надо, сударь!
Кабанов. Поди-ка, поговори с маменькой, что она тебе на это скажет.
Так, братец Кулигин, все наше семейство теперь врозь расшиблось. Не то что
родные, а точно вороги друг другу. Варвару маменька точила-точила, а та не
стерпела, да и была такова,-- взяла да и ушла.
Кулигин. Куда ушла?
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того
также нигде не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки;
потому стала ее тиранить и на замок запирать. "Не запирайте,--говорит,--хуже
будет!" Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи ты мне? Научи ты
меня, как мне жить теперь? Дом мне опостылел, людей совестно, за дело
возмусь -- руки отваливаются. Вот теперь домой иду: на радость, что ль, иду?

Входит Г л а ш а.

Г л а ш а. Тихон Иваныч, батюшка!
Кабанов. Что еще?
Г л а ш а. Дома у нас нездорово, батюшка!
Кабанов. Господи! Так уж одно к одному! Говори, что там такое?
Г л а ш а. Да хозяюшка ваша...
Кабанов. Ну что ж? Умерла, что ль?
Глаша. Нет, батюшка; ушла куда-то, не найдем нигде. Сбились с ног
искамши.
Кабанов. Кулигин, надо, брат, бежать искать ее. Я, брат, знаешь, чего
боюсь? Как бы она с тоски-то на себя руки не наложила! Уж так тоскует, так
тоскует, что ах! На нее-то глядя, сердце рвется. Чего же вы смотрели-то?
Давно ль она ушла-то?
Глаша. Недавнушко, батюшка! Уж наш грех, недоглядели. Да и то сказать:
на всякий час не остережешься.


Кабанов. Ну, что стоишь-то, беги? Глаша уходит.

И мы пойдем, Кулигин!
Уходят.

Сцена несколько времени пуста. С противоположной стороны выходит
Катерина и тихо идет по сцене.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ


Катерина (одна)'. Нет, нигде нет! Что-то он теперь, бедный, делает? Мне
только проститься с ним, а там... а там хоть умирать. За что я его в беду
ввела? Ведь мне не легче от того! Погибать бы мне одной! А то себя погубила,
его погубила, себе бесчестье -- ему вечный покор!2 Да! Себе
бесчестье -- ему вечный покор. (Молчание.) Вспомнить бы мне, что он
говорил-то? Как он жалел-то меня? Какие слова-то говорил? (Берет себя за
голову.) Не помню, все забыла. Ночи, ночи мне тяжелы! Все пойдут спать, и я
пойду; всем ничего, а мне --как в могилу. Так страшно в потемках! Шум
какой-то сделается, и поют, точно кого хоронят; только так тихо, чуть
слышно, далеко-далеко от меня... Свету-то так рада сделаешься! А вставать не
хочется: опять те же люди, те же разговоры, та же мука. Зачем они так
смотрят на меня? Отчего это нынче не убивают? Зачем так сделали? Прежде,
говорят, убивали. Взяли бы да и бросили меня в Волгу; я бы рада была.
"Казнить-то тебя,-- говорят,-- так с тебя грех снимется, а ты живи да
мучайся своим грехом". Да уж измучилась я! Долго ль еще мне мучиться? Для
чего мне теперь жить? Ну, для чего? Ничего мне не надо, ничего мне не мило,
и свет божий не мил! А смерть не приходит. Ты ее кличешь, а она не приходит.
Что ни увижу, что ни услышу, только тут (показывает на сердце) больно. Еще
кабы с ним жить, может быть, радость бы какую я и видела... Что ж: уж все
равно, уж душу свою я ведь погубила. Как мне по нем скучно! Ах, как мне по
нем скучно! Уж коли не увижу я тебя, так хоть услышь ты меня издали! Ветры
буйные, перенесите вы ему мою печаль-тоску! Батюшки, скучно мне, скучно!
(Подходит к берегу и громко, во весь голос.) Радость моя, жизнь моя, душа
моя, люблю тебя! Откликнись! (Плачет.)
Входит Борис.



ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Катерина и Борис.

Борис (не видя Катерины). Боже мой! Ведь это ее голос! Где же она?
(Оглядывается.)
Катерина (подбегает к нему и падает на шею). Увидела-таки я тебя!
(Плачет на груди у него.)

Молчание.

Борис. Ну, вот и поплакали вместе, привел бог.
Катерина. Ты не забыл меня?
Борис. Как забыть, что ты!
Катерина. Ах, нет, не то, не то! Ты не сердишься?
Борис. За что мне сердиться?
Катерина. Ну, прости меня! Не хотела я тебе зла сделать; да в себе не
вольна была. Что говорила, что делала, себя не помнила.
Борис. Полно, что ты! что ты!
Катерина. Ну, как же ты? Теперь-то ты как?
Борис. Еду.
Катерина. Куда едешь?
Борис. Далеко, Катя, в Сибирь.
Катерина. Возьми меня с собой отсюда!
Борис. Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает, уж и
лошади готовы; я только отпросился у дяди на минуточку, хотел хоть с
местом-то тем проститься, где мы с тобой виделись.
Катерина. Поезжай с богом! Не тужи обо мне. Сначала только разве скучно
будет тебе, бедному, а там и позабудешь.
Борис. Что обо мне-то толковать! Я -- вольная птица. Ты-то как? Что
свекровь-то?
Катерина. Мучает меня, запирает. Всем говорит и мужу говорит: "Не верь
ей, она хитрая". Все и ходят за мной целый день и смеются мне прямо в глаза.
На каждом слове все тобой попрекают.
Борис. А муж-то?
Катерина. То ласков, то сердится, да пьет все. Да постыл он мне,
постыл, ласка-то его мне хуже побоев.
Борис. Тяжело тебе, Катя?
Катерина. Уж так тяжело, так тяжело, что умереть легче!
Борис. Кто ж это знал, что нам за любовь нашу так мучиться с тобой!
Лучше б бежать мне тогда!
Катерина. На беду я увидала тебя. Радости видела мало,' а горя-то,
горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет!
Вот теперь тебя видела, этого они у меня не отнимут; а больше мне ничего не
надо. Только ведь мне и нужно было увядать тебя. Вот мне теперь гораздо
легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала, что ты на меня
сердишься, проклинаешь меня...
Борис. Что ты, что ты!
Катерина. Да нет, все не то я говорю; не то я хотела сказать! Скучно
мне было по тебе, вот что, ну, вот я тебя увидала...
Борис. Не застали б нас здесь!
Катерина. Постой, постой! Что-то я тебе хотела сказать... Вот забыла!
Что-то нужно было сказать! В голове-то все путается, не вспомню ничего.
Борис. Время мне, Катя!
Катерина. Погоди, погоди!
Борис. Ну, что же ты сказать-то хотела?
Катерина. Сейчас скажу. (Подумав.) Да! Поедешь ты дорогой, ни одного ты
нищего так не пропускай, всякому подай да прикажи, чтоб молились за мою
грешную душу.
Борис. Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Боже мой!
Дай бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай,
Катя! (Обнимает и хочет уйти.) Злодеи вы! Изверги! Эх, кабы сила!
Катерина. Постой, постой! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз.
(Смотрит ему в глаза.) Ну, будет с меня! Теперь бог с тобой, поезжай.
Ступай, скорее ступай!
Борис (отходит несколько шагов и останавливается). Катя, нехорошо
что-то! Не задумала ли ты чего? Измучусь я дорогой-то, думавши о тебе.
Катерина. Ничего, ничего. Поезжай с богом!

Борис хочет подойти к ней.

Не надо, не надо, довольно!
Борис (рыдая). Ну, бог с тобой! Только одного и надо у бога просить,
чтоб она умерла поскорее, чтоб ей не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)
Катерина. Прощай!

Борис уходит. Катерина провожает его глазами и стоит несколько времени
задумавшись.





ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Катерина (одна). Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в
могилу -- все равно. Да, что домой, что в могилу!.. что в могилу! В могиле
лучше... Под деревцом могилушка... как хорошо!.. Солнышко ее греет,
дождичком ее мочит... весной на ней травка вырастет, мягкая такая... птицы
прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут:
желтенькие, красненькие, голубенькие... всякие (задумывается), всякие... Так
тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А о жизни и думать не хочется. Опять
жить? Нет, нет, не надо... нехорошо! И люди мне противны, и дом мне
противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду... Придешь к
ним, они ходят, говорят, а на что мне это? Ах, темно стало! И опять поют
где-то! Что поют? Не разберешь... Умереть бы теперь... Что поют? Все равно,
что смерть придет, что сама... а жить нельзя! Грех! Молиться не будут? Кто
любит, тот будет молиться... Руки крест-накрест складывают... в гробу? Да,
так... я вспомнила. А поймают меня да воротят домой насильно... Ах, скорей,
скорей! (Подходит к берегу. Громко.) Друг мой! Радость моя! Прощай!
(Уходит.)

Входят Кабанова,Кабанов, Кулигин и работник с фонарем.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Кабанов, Кабанова и Кулигин.

Кулигин. Говорят, здесь видели.
Кабанов. Да это верно?
Кулигин. Прямо па нее говорят.
Кабанов. Ну, слава богу, хоть живую видели-то.
Кабанова. А ты уж испугался, расплакался! Есть о чем. Не беспокойся:
еще долго нам с ней маяться будет.
Кабанов. Кто ж это знал, что она сюда пойдет! Место такое людное. Кому
в голову придет здесь прятаться.
Кабанова. Видишь, что она делает! Вот какое зелье! Как она характер-то
свой хочет выдержать!

С разных сторон собирается народ с фонарями.
Один из народа. Что, нашли? Кабанова. То-то что нет. Точно провалилась
куда.

Несколько голосов. Эка притча!' Вот оказия-то!
И куда б ей деться!
Один из народа. Да найдется! Другой. Как не найтись! Третий. Гляди,
сама придет.
Голоса за сценой: "Эй, лодку!" Кулигин (с берега). Кто кричит? Что там?
Голос: "Женщина в воду бросилась!" Кулигин и за ним несколько человек
убегают.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Те же, без Кулигина.
Кабанов. Батюшки, она ведь это! (Хочет бежать.) Кабанова удерживает его
за руку.
Маменька, пустите, смерть моя! Я ее вытащу, а то так и сам... Что мне
без нее!
Кабанова. Не пущу, и не думай! Из-за нее да себя губить, стоит ли она
того! Мало она нам страму-то наделала, еще что затеяла!
Кабанов. Пустите!
Кабанова. Без тебя есть кому. Прокляну, коли пойдешь!
Кабанов (падая на колени). Хоть взглянуть-то мне на нее!
Кабанова. Вытащат -- взглянешь.
Кабанов (встает. К народу). Что, голубчики, не видать ли чего?
1-й. Темно внизу-то, не видать ничего.

Шум за сценой.

2-й. Словно кричат что-то, да ничего не разберешь.
1-й. Да это Кулигина голос.
2-й. Вон с фонарем по берегу ходят. 1-й. Сюда идут. Вон и ее несут.

Несколько народу возвращается.

Один из возвратившихся. Молодец Кулигин! Тут близехонько, в омуточке, у
берега с огнем-то оно в воду-то далеко видно; он платье и увидал и вытащил
ее.
Кабанов. Жива?
Другой. Где уж жива! Высоко бросилась-то: тут обрыв, да, должно быть,
на якорь попала, ушиблась, бедная! А точно, ребяты, как живая! Только на
виске маленькая ранка, и одна только, как есть одна, капелька крови.

Кабанов бросается бежать; навстречу ему Кулагин с народом несут
Катерину.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Те же и К у л и г и н.

Кулигин. Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней, что хотите! Тело ее
здесь, возьмите его; а душа теперь не ваша: она теперь перед судией, который
милосерднее вас! (Кладет на землю и убегает.)
Кабанов (бросается к Катерине). Катя! Катя!
Кабанова. Полно! Об ней плакать-то грех!
Кабанов. Маменька, вы ее погубили, вы, вы, вы...
Кабанова. Что ты? Аль себя не помнишь? Забыл, с кем говоришь?
Кабанов. Вы ее погубили! Вы! Вы!
Кабанова (сыну). Ну, я с тобой дома поговорю. (Низко кланяется народу.)
Спасибо вам, люди добрые, за вашу услугу!

Все кланяются.

Кабанов. Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да
мучиться! (Падает на труп жены.)